Разговор с Сергеем Кривокрасовым об искусстве большинства.

В тренерском штабе «Сибири» он появился после года работы в Финляндии, где помогал Олли Йокинену в «Юкурите». В первой части объемной беседы с Кривокрасовым мы поговорили о его главном фронте работы — большинстве, которое у новосибирцев, на данный момент, одно из лучших в лиге.

— У вас была своя школа в Денвере...

— Она и сейчас есть. Мы ее основали вместе с братом. К тренерской деятельности меня привлекли Адам Фут и Джо Сакик. Наши дети играли в одной команде. Сначала я тренировал 11-летних детей в системе «Колорадо», потом 16-летних. У меня занимались сыновья Фута, которые ушли в первом раунде НХЛ. Слэвин был, Терри из «Анахайма», младший из братьев Шор. Много талантливых ребят, которые играли и играют за сборную США.

— Чтобы работать с детьми в Америке нужен какой-то диплом, обучение?

— Да, конечно. Там есть семинары. Мне их оплачивала организация. Слушаешь лекции, сдаешь экзамены. Так несколько лет, пока не достигнешь топового уровня. Но так как я — бывший игрок НХЛ, то дошел до этого уровня за год, после чего посещал семинары раз в три года.

— Сколько вы в общей сложности работали в «Колорадо»?

— С 2012 по 2017, после чего уехал во Флориду в академию Олли Йокинена.

— Есть ли какая-то общенациональная программа, по которой хоккейные тренеры в США обязаны работать?

— Есть программа USA Hockey’s ADM, но это для маленьких детей. Как тренировать парней 12-13-14 лет, которые были у меня, решает уже каждый отдельно взятый тренер.

— В России в детском хоккее одна из проблем — это родители, который давят на детей и видят в них будущих Овечкиных, и как следствие — мешают работать тренерам.

— В Америке это тоже есть. Там очень дорого стоит сезон обучения — $20 тысяч. Это серьезное вложение для родителей. В какой-то степени для них это бизнес. Эти $20 тысяч они могли бы сохранить и пустить на обучение в университете. Но они предпочитают вкладывать их в хоккейное развитие. Бывает, парень не соответствует уровню, но, если в штате конкуренция небольшая — он играет. А если такая же ситуация в том же Денвере и ребенок проигрывает конкуренцию, то у родителей возникают вопросы. При этом важно, что родители в Америке дают детям право выбора. Садятся и обсуждают, что нравится парню: хоккей, футбол, бейсбол или что-то еще. Пробуют разное, не зацикливаются только на хоккее, летом играют в другие виды спорта. Не должно быть так, чтобы мозг плавился от хоккея.

— Как было в СССР, где зимой играли в хоккей, а летом — в футбол.

— У меня в Ангарске не было искусственного льда. Когда он замерзал — мы играли в хоккей, когда таял — переходили на футбол. До 14 лет, пока я не уехал в Москву, так и чередовал футбол с хоккеем.

— В России парни, занимающиеся спортом, часто забивают на учебу в школе. Как с этим обстоят дела в США?

— Там с этим дела обстоят иначе. Во Флориде 16-18-летие ребята учатся в школьной академии. Если они отставали по школе, то мы их не допускали до тренировок. Смысл системы американского хоккея в том, чтобы вывести парней на уровень NCAA. Там интересуются какой ты человек, какие оценки у тебя в школе. Быть просто хорошим хоккеистом недостаточно.

— Алексей Терещенко недавно сказал, что подготовка тренеров в России застряла в прошлом веке. Детский хоккей он тоже критиковал. Американцы ушли вперед нас?

— Мне сложно сказать. Во всех штатах США разный подход. Миннесота, например, это вообще отдельный случай. Но по тому, что я вижу, могу сказать, что и Америка, и Финляндия, где я тоже работал, ушли вперед. Почему? У меня нет одного ответа. Есть много нюансов в работе с молодыми игроками. Показательно, что у нас сейчас не появляются такие таланты как Овечкин, Малкин или Ковальчук.

— Вы озвучили стоимость обучения хоккеем в США. В России хоккей тоже становится все более элитарным видом спорта. Это приводит к тому, что больше довольных жизнью, сытых, а значит бесхарактерных хоккеистов появляется?

— Конечно. Сто процентов. Если родители не могут обеспечить своего ребенка формой, то хоккей теряет потенциальную звезду. Соответственно, меньше становится хоккеистов с характером. Когда парень растет на улице и ищет как бы ему поиграть в хоккей — это не тоже самое, когда его привозят на «Мерседесе» и буквально заставляют идти на лед.

— Как дела сейчас у вашего сына?

— Он получил два сотрясения в этом году. В начале сезона и сейчас, когда они играли Лигу чемпионов в Чехии. Я думаю, он закончит.

— Для него это трагичный момент?

— Конечно. Он хочет играть. Но уже столько травм...У него есть энтузиазм, любовь к хоккею. Я ему объясняю, что впереди вся жизнь, будет семья, дети появятся.

— Что у него с образованием?

— Он играл в WHL. Там ребята зарабатывают на дальнейшее обучение. Но у него сгорели те деньги, которые он получил, потому что Никита поехал играть в Финляндию. Он должен был идти в университет, совмещать хоккей с учебой. Я был против, но Никита заключил профессиональный контракт. Можно сказать, поставил все на хоккей.

— Игорь Ларионов подтянул сына в «Торпедо». Почему вы не взяли Никиту в «Сибирь»?

— Мы в прошлом сезоне были в одной команде. Каждый это воспринимает по-разному, но мне было сложно.

— Вы никогда не играли в одной команде с Олли Йокиненом, но при этом работали в детской академии во Флориде, а потом в «Юкурите». Как и на чем сошлись с финном?

— Мы играли друг против друга. У нас есть общие знакомые, финны. Когда я принял решение переехать из Колорадо во Флориду, мне сделали предложение, и я оказался в академии с Олли.

— Йокинен, Вокоун, Дворак, вы. Состав тренеров в академии поражает.

— В Америке все идут на имена. Родителям важно, чтобы их детей тренировали бывшие игроки НХЛ. При этом у меня к тому моменту уже был десятилетний опыт тренерской работы. Олли довольно быстро переключился с карьеры игрока на работу тренера. Он сам был лидером, капитаном. Для него не составляет проблемы найти общий язык с игроками.

— А у вас были проблемы при переходе от детского хоккея к профессиональному?

— Я бы не сказал. Все-таки у меня был опыт работы в Ангарске сразу после завершения карьеры игрока. К тому же во Флориде мы то и дело работали с игроками НХЛ: Барков, Пачиоретти, приезжал к нам и Задоров. Да я и сам, как бывший профессиональный хоккеист, знаю, что ребятам надо.

— В НХЛ много тренеров, которые прошли через юниорские или студенческие лиги. В России часто перепрыгивают эти ступени. Какой путь вы считаете более верным?

— Я считаю, что всем нужно пройти школу тренера, поработать на разных уровнях, в разных лигах. Скажу по себе. Когда я сразу после окончания карьеры начал тренировать «Ермак» — я был не готов. Нужен опыт. Если ты знаешь систему игры — это ни о чем не говорит. Считаю, что сезон в Финляндии дал мне большой толчок в том, что касается изучения игроков и индивидуальной работы с хоккеистами.

— «Юкурит» — не самая богатая команда, но в прошлом сезоне вы заняли второе место в регулярном чемпионате. История чем-то напоминает нынешнюю «Сибирь»?

— Уровень игроков другой. То, что было в «Юкурите» и сейчас в «Сибири» — это день и ночь. Хоть и говорят, что в Финляндии хорошая школа, в Новосибирске подобрались игроки намного сильнее. Нам сезон пока удается. Ребята поймали колоссальную уверенность при игре в большинстве и это помогает в игре «5х5». Главное, что игроки играют каждый матч несмотря на результат.

— С «Юкуритом» была такая же история?

— Не совсем. Начало сезона нам не удалось. Какое-то время хоккеисты привыкали к тренерам, но когда прошла притирка — мы почти перестали проигрывать.

— С «Юкуритом» все понятно, а топовые финские команды «Кярпят» и «Таппара» за что могли бы бороться в КХЛ?

— Я могу сказать только то, что хоккей в России динамичнее, жестче и уровень мастерства выше. Скорости совершенно иные. Участвуй наши клубы в Лиге чемпионов, они, безусловно, были бы фаворитами.

— А есть то, в чем финская лига все-таки превосходит КХЛ?

— Пожалуй, в плане дисциплины, выполнения задач. Финны очень дисциплинированные, работоспособные, исполнительные. Они умеют подстраиваться под тренеров. Как солдаты!

— Сколько раз за сезон в Финляндии вы слышали от финнов фамилию Юрзинов?

— Они его регулярно вспоминают! Юрзинов изменил культуру хоккея в Финляндии. Про него говорят все. До сих пор тренировочный процесс, подготовка — все идет от него. То, как он любил играть в зоне обороны — на этом построен финский хоккей.

— Динамовский хоккей.

— Да, точно. Они играют на 1:0 или 2:0. Чисто динамовский хоккей. Я считаю, что тоже самое в НХЛ. Там все играют от обороны.

— ?!

— Там есть мастера, безусловно! Поэтому и голы приходят. Но без дисциплины, без обороны ничего не будет.

— Илья Воробьев, когда был тренером сборной России, сказал, что мы никогда не будем играть как Финляндия. Согласны?

— Я считаю, что все возможно. Почему нет? Если ты подбираешь игроков под свое видение, доносишь до них идеи, тренируешь их. Я не вижу преград. У нас достаточно умная хоккейная нация. Вопрос лишь в том, насколько игроки смогут быть концентрированы на протяжении всех 60 минут. Когда ты учишь игроков, повторяя изо дня в день одно и тоже, этого можно добиться. Петр Воробьев или Владимир Юрзинов не говорили много. Они говорил одно и тоже очень много раз, а игроки это выполняли. Это называется игровая дисциплина. При этом посмотрите кто выходил из динамовской системы: Ковалев, Яшин, Жамнов, Николишин, Афиногенов. Все звезды, у всех была долгая и успешная карьера в НХЛ. Почему? Не только потому что это большие мастера. Все они умели играть дисциплинированно. Выходя из «Динамо», они были готовыми игроками для НХЛ.

— На ваше решение уехать из Финляндии повлияли события 24 февраля?

— Да.

— Вы не хотели оставаться там или финны не хотели видеть вас у себя?

— Я видел, какое стало отношение к русским игрокам. Пошли разговоры, оставлять их или нет. Соответственно, мне стало некомфортно. Хотя на руках был действующий контракт с клубом. Но я принял для себя решение уехать. Меня «Юкурит» спокойно отпустил.

— Ваши отношения с Йокиненом испортились из-за этого?

— Нет-нет. Мы остались в нормальных отношениях. Никаких проблем с Олли не было, мы общаемся. Я его уважаю как игрока, как тренера и как человека. Я ему объяснил, что стал чувствовать себя в Финляндии некомфортно. Честно сказал, что не смогу отдаваться работе на сто процентов.

— Какие три хайлайта в вашей карьере игрока вы можете выделить?

— Во-первых, это Олимпиада в Нагано. Это была честь попасть в такую сборную. Во-вторых, попадание в ЦСКА Тихонова. В-третьих, наверное, Матч звезд НХЛ. С ним связаны очень приятные воспоминания.

— Вы по-прежнему считаете самым важным голом в своей карьере шайбу в ворота «Колорадо», которую вы забросили в овертайме матча плей-офф?

— Я ведь им забивал два года подряд. И оба раза дело было в третьей игре серии. Такое, конечно, не забывается.

— Именно тогда у вас случился контакт с Сакиком и Футом?

— Как мы узнаем игрока? В трудностях, в действительно важных играх. Встречаясь друг с другом в плей-офф, мы понимаем, стойкий ли это игрок, какой у него характер. Так и достигается уважение у партнеров и соперников. Я играл против Сакика и Фута, я знал кто они, они знали кто я. Им всегда было интересно слушать про нашу отечественную школу. Они задавали вопросы про Тихонова, некоторых игроков, разные жизненные моменты. В конце концов, у них не было понятия «база» (смеется).

— У вас ведь есть еще одно любопытное пересечение в карьере. С нынешним спортивным директором «Сибири» Сергеем Климовичем вы знакомы очень давно.

— Мы играли вместе за сборную в одной тройке с 15-16 лет. С тех пор за нами следили скауты, а «Чикаго» задрафтовал нас именно как связку: меня — в первом раунде, его — во втором. Мы до сих пор хорошие друзья. 

— Вам часто припоминают историю из серии «Авангард» — «Лада», когда Петр Воробьев увел команду из-за того, что вы играли не тем загибом и поменяли клюшку. Современные хоккеисты используют подобные хитрости? 

— У каждого игрока свои загибы, но я не думаю, что тренеры смотрят на это. Не слышал, чтобы кто-то проверял соперников. Думаю, к этому стали проще относиться.

— Сколько раз вы с тех пор разговаривали с Воробьевым?

— Много раз. Одно время мы жили в одном жилом комплексе в Майами. Когда встречались — мы всегда разговаривали, но тот случай в наших разговорах уже не упоминался. Все про все уже забыли.

— Несколько лет назад вы у себя дома в Ангарске баллотировались в депутаты. Как это получилось?

— Это было желание президента «Ермака». После завершения карьеры я приехал домой в Ангарск. Для города я известная фигура, поэтому он хотел предоставить мне возможность быть полезным, проявить себя в реальной жизни после хоккея.

— А у вас лично было желание идти в политику?

— Сам я, признаюсь, не горел. Просто решил попробовать. Но выборы я проиграл.

— Если политика вам не интересна, то какие у вас сейчас карьерные цели?

— Стать хорошим тренером в КХЛ, работать и помогать России.

— Что важнее для вас: победы команды или развитие игроков, с которыми вы работаете?

— Без развития игроков не будет побед. Не может быть одного или другого. Все идет параллельно. Если хорошо работать с каждым в отдельности, то придет и командный успех.

— Вы стремитесь стать главным тренером?

— Я должен еще побыть в этой лиге, получше ее узнать. Мне нужно набраться опыта. В будущем, может быть. Но пока я должен выйти на хороший уровень в качестве ассистента. Быть хорошим ассистентом в КХЛ — это тоже привилегия.рта, а сейчас полезен на «бампере», хотя в этой позиции его не видели. Я с ними поговорил, высказывал мнение, они все согласились со своими ролями. Это очень важно! Так случается далеко не всегда. Я увидел, что парни получают удовольствие от своей игры, от игры друг с другом, играя друг на друга. И им стало самим интересно, когда я стал давать что-то новое. Мозг привыкает к одному и тому же, а он должен работать. На протяжении всей регулярки мы готовим наше большинство к плей-офф, чтобы оно было вариативным.

— Вы об этом говорите с таким азартом…

— Это же творчество! Каждая заброшенная шайба — радость для меня. Я с ребятами живу этим и получаю удовольствие от каждого дня.

— Константин Шафранов в чемпионском составе «Авангарда» спрашивал самих хоккеистов, что они думают про розыгрыш большинства, разговаривал с ними. Каков ваш подход?

— У меня тоже самое. В начале сезона мы, бывало, по часу разговаривали. Мне было интересно их мнение, их взгляды. Нужно было понять, кто как мыслит. Они могут поддержать друг друга, если у кого-то что-то не пошло. Ведь бывает и так, что у одного не заладилось, а четверка на него обиделась. И получается дырка в корабле. Чтобы такого не было — я всегда слушаю ребят.

— Мозг большинства — Тейлор Бек? Я слышал, что он и в обсуждениях принимает наиболее активное участие.

— Он играл на этом месте на протяжении многих лет, знает все линии. Тейлор умеет отдавать. Он — игрок. У Бека в голове «дом советов». Но Шаров, Пьянов, Бутузов, Мерфи — все они участвуют. Без каждого из них ничего бы не было. Если бы Бек что-то придумал, а Шаров был бы не согласен — ничего бы не щелкнуло. Моя задача — их склеить.

— Бек станет хорошим тренером?

— Спокойно. Я считаю, что он может стать тренером по большинству сразу после завершения игровой карьеры: в КХЛ или даже в НХЛ. Потому что Тейлор видит игру и знает много фишек. Я в прошлом сезоне в «Юкурите» работал с Яркко Иммоненом — тоже самое. Помните такого? Он немало поиграл в России. Иммоннен такой же мастер игры в большинстве.

— У вас на три недели уезжал к семье Тревор Мерфи. Для вас это была серьезная проблема?

— Я не мог это контролировать. Эта договоренность была достигнута заранее. Естественно, остальные ребята из бригады большинства к Тревору привыкли. Что Бек, что Шаров уже знали, где нужно находиться, чтобы принять передачу от Мерфи. После его отъезда был определенный дискомфорт, но со временем адаптировались. Другой человек — другая моторика. Если бы Морозов, Ефремов или Аланов тренировался в этой бригаде — это другое дело. Но мы сначала наигрывали на этой позиции Чайковски, а он получил травму.

— По какому принципу вы искали ему замену внутри команды? Что должен уметь защитник, чтобы хотя бы частично Тревора заменить?

— Я выбирал по качеству передач, по уверенности. Нам нужны от защитника на синей линии длинные передачи. Когда мысль чуть-чуть задерживается, то все рушится. Я вижу, что у Аланова есть необходимое спокойствие, но у нас не было времени наработать связи. Для меня, конечно, это был стресс. Я должен был сделать так, чтобы каждый член спецбригады не переживал, не нервничал.

— Мерфи — крутой защитник, но я слышал, что он очень странный, своеобразный парень.

— Я нашел с ними общий язык, как и с другими парнями. Если что-то не так, я стараюсь с ним поговорить, понять его. Я считаю, что могу это сделать в неформальной обстановке. Возможно, в других командах у Мерфи и были проблемы. Не знаю. Но то, что он своеобразный человек — это однозначно.

— Вам интересно работать с игроками непростого характера?

— Это всегда проверка. Когда я приехал работать в Финляндию, у нас тоже были пацаны, выбранные в первом или втором раунде НХЛ, но с ними никто не хотел работать из-за их характера. Мне с ними было интересно работать. Некоторые идут на перемены, некоторые к этому не готовы. Один парень уехал в НХЛ, хотя мы его отговаривали. И какой итог? Уже вернулся, контракт с ним расторгли. Я знаю требования НХЛ и хочу помочь парням, которые хотят там заиграть. Хоккеисты должны чувствовать, что о них заботятся. Даже самые большие атлеты иногда напоминают детей.

— Шаров мог бы заиграть в НХЛ?

— Мы этого не знаем. Санька — хороший игрок! Но есть много деталей, которые нужно там исполнять. Забивать — это хорошо, но в НХЛ нужно быть лучшим и в своей, и в нейтральной зоне. Там хватает тех, кто умеет забивать. Но если ты не играешь детально, стоп-старт, на полборта, то ты не играешь в этой лиге. Оборона в НХЛ — это № 1. Если ты не можешь или не хочешь играть в обороне, то ты пропал.

— Оглядываясь назад, вы были сложным игроком для тренеров?

— Возможно.

— От чего это шло?

— В России никто толком не делал акцент на игру в обороне. Я приехал в Америку, забил в 18 лет 40 голов за фарм-клуб, но я не играл в обороне. Мы не привыкли в то время в России играть на тормозах, а в НХЛ площадка маленькая и играть нужно совершенно по-другому.

— Даже Виктор Тихонов вам не прививал игру в обороне?

— В ЦСКА все было завязано на атаке. Мы знали, что если соперник забьет три гола, то мы забьем четыре. Было много теории, но никто не разбирал игру в обороне детально, как сейчас. Сегодня хоккей ушел далеко вперед. Игроки получают массу информации. По сравнению с тем, что было: день и ночь.

— А если говорить не о хоккейных качествах, а о характере. У вас же были трения с тренерами? Вас и капитанства лишали...

— Да, и такое было. При Леониде Берестневе в «Амуре».

— Капитаном вы были и при Сергее Николаеве в «Металлурге». Он был своеобразным тренером?

— Своеобразный — да. Но мне с ним нравилось работать. Он ко мне относился с большим уважением, и это было взаимно.

— Много новых слов от него узнали?

— Конечно! Все, что есть в нашем русском лексиконе.

— Насколько его манера общения уместна в общении с нынешним поколением игроков?

— Абсолютно неуместна. Прежде всего, люди поменялись. Сейчас другой век, все ушло вперед. Как нас тренировали? Все ребята были зашуганы, запуганы. Опять же, у тренеров были рычаги, они могли наказать рублем. Теперь же с хоккеистами надо разговаривать, понимать их внутренний мир. Я не думаю, что в КХЛ остались тренеры, которые работают в таком стиле.

— Наверное, только Андрей Назаров.

— Но все-таки таких тренеров все меньше и меньше.

— В вашей юности была дедовщина?

— Естественно, была. Форму молодые разбирали, баулы таскали. Но все в меру, без жести.

— Часто ли на протяжении вашей карьеры были драки между одноклубниками?

— Не часто, но были.

— Вашему игроку Беку, когда он играл в «Автомобилисте», на тренировке орбитальную кость сломали...

— Это уже, конечно, перебор. У меня тоже было такое, что я дрался в раздевалке. За карьеру, наверное, раза два-три. Но руки после этого всегда жали.

— Если кто-то из ваших подопечных подерется — как вы с тренерской позиции будете на это реагировать?

— Я считаю, что нужно уметь контролировать свои эмоции. Такое не должно допускаться. Мы делаем одно дело, сезон длинный и тяжелый. Команда должна быть сплоченной.

— «Сергей Кривокрасов — человек который, по-моему, выпил больше водки, чем я видел за всю свою жизнь». Это слова Джереми Реника.

— Я не знаю откуда он это взял!

— Как вы его настолько сумели впечатлить?

— Он идиот просто, вот и все (смеется)! Я уже читал где-то это его высказывание. Я никогда водку не пил, а уж с ним — тем более.

— В каких отношениях вы были с Реником?

— В отличных. Играли в одной тройке с ним и Амонте.

— У Джереми всегда был язык без костей?

— Всегда. Он вообще не фильтрует то, что говорит. Почему, вы думаете, его с телевидения уволили? Считаю, что в таком возрасте уже нужно себя контролировать. Может быть, это он с алкоголем перебрал (смеется)?

Прим. Sport24: 50-летняя легенда «Чикаго» рассказывал Уитни и Биссоннетту об отпуске в Португалии, который Джереми провел с женой Трейси и ее подругой Кэтрин Таппен, так же работающей на NBC. «Я был королем Португалии. Когда вы заходите в любое место, и у вас и справа, и слева по блондинке – вы стараетесь выглядеть еще более крутым и важным», – говорил Реник. Когда другие отдыхающие спрашивали, с ним ли обе эти женщины, он подшучивал: «Я подыгрывал им, словно каждый вечер мы втроем ложимся спать вместе».

— Ветераны, кто играл в СССР, нередко рассказывают байки о том, как накануне выпивали бутылку водки, а на следующий день шли канадцев обыгрывать. А в 90-е как было?

— Если сравнивать с тем, что есть сейчас, хоккеисты часто нарушали режим. Много кто сваливался в алкоголь. Сейчас пацаны — молодцы, понимают, ради чего они в хоккее. Большинство современных хоккеистов не пьют: это касается и КХЛ, и НХЛ.

— Пиво после игры — это норма?

— Каждому — свое. В Финляндии, где я работал, после игры спокойно пьют одну-две бутылки. Я не могу сказать хорошо это или плохо. Для меня лично это ненормально. Мне важно было быть чистым и свежим. Сразу после игры я начинал готовиться к следующей.

Дмитрий Ерыкалов, Sport24